Не бойтесь ручного ребенка!
Ольга Мордашова Когда я еще была беременна Лизой, то, как и многие женщины, мысленно рисовала себе образ будущего ребенка, пыталась представить себе дальнейшую совместную жизнь с малышом, обдумывала возможные трудности и пути их решения.
Когда я еще была беременна Лизой, то, как и многие женщины, мысленно рисовала себе образ будущего ребенка, пыталась представить себе дальнейшую совместную жизнь с малышом, обдумывала возможные трудности и пути их решения. Поскольку у меня есть брат, моложе меня на 14 лет, в выращивании и воспитании которого я принимала непосредственное участие, в основном я представляла, что такое грудной ребенок и как с ним обращаться. Не было у меня лишь опыта кормления грудью, и как кошмар вспоминалось то время, когда Дима, в связи с ремонтом квартиры не имевший возможности ползать, целый день не слезал с рук и требовал неотступного внимания. Поэтому все прелести «ручного ребенка» я испытала еще на брате, и не очень хотела повторения. Тем более, что такой няньки, какой в свое время была я для брата, у меня не предвиделось. Но в то же время и воспитывать ребенка жесткими методами, подгоняя под себя, для меня казалось неприемлемым, слова «дать проораться» вызывали ужас. Опять же я еще во время беременности узнала о кормлении по требованию, неотъемлемой частью которого и является нахождение ребенка неотлучно при маме. В общем, я решила, что будет так, как время покажет, посмотрим, какой будет ребенок и какие обстоятельства.
Когда Лиза родилась, моей соседкой по роддомовской палате оказалась женщина, родившая второго ребенка. Первому ее сыну было уже семь лет. Конечно, не обошлось без большого количества советов с ее стороны. Какие-то советы оказались ценными и впоследствии пригодились, какие-то были абсолютно бредовыми, но это я поняла уже потом на собственном опыте, тогда же внимала открыв рот. Одним из советов соседки оказался совет не приучать ребенка к рукам, потому что «я старшего приучила, все думала, ах маленький, ах жалко, а был какой-то кошмар, совсем на шею сел». Слова соседки были убедительны, несмотря на то, что она так и не уточнила подробности «кошмара» и то, каким именно образом ребенок сидел у нее на многострадальной шее. Но ведь сидел же… опыт же есть… и брат мой на шее тоже сидел, помню, точно. Может и правда – не приучать? И я не приучала, героически катая ночами пластиковую прозрачную люльку, вместо того, чтобы просто положить ребенка рядом с собой. Правда, надо сказать, что я никогда не могла слушать спокойно плач своей дочки, поэтому когда той становилось без мамы совсем невмоготу, и она громогласно об этом заявляла, я забывала про «шеи» и другие части тела и брала ее на руки.
Наконец мы приехали с дочкой домой, дома ждала толпа счастливых родственников и замечательная кроватка с бампером и балдахином, оформленная в солнечно-желтых тонах, под цвет такой же солнечно-желтой комнаты. Когда я впервые положила дочку на это царское ложе, то поразилась несоответствию крошечного младенческого тельца и этого огромного пространства. Дочка со мной совершенно согласилась и закатила дикий скандал. С огромным трудом ее удалось уложить в кроватке, проснулась Лиза через полчаса, пососала грудь и досыпала еще полчаса на моих руках. Решено было к кроватке ребенка все-таки приучать, но воспитательный процесс ограничивался лишь дневным временем, я решила, что ночь для сна, а не для воспитания, поэтому пусть ест ночью столько раз, сколько хочет, и спит где хочет, только пусть молчит. В итоге ребенок спал ночь между мной и мужем. Лишь на эту, шестую от рождения дочери ночь у меня пришло молоко и Лизавета, видимо в шоке от свалившегося на нее счастья, наелась до изумления и мирно проспала почти всю ночь, начав возиться и прикладываться лишь под утро.
Множество последующих дней прошли под знаменем Я! ЗАНИМАЮСЬ! РЕБЕНКОМ! Была вызвана мама для приготовления еды и уборки помещения, мне было некогда. А действительно, когда? Полчаса минимум Лиза сосет, а в умных книжках написано, что когда ребенок сосет грудь, мама должна с умилением взирать на сей процесс, а не заниматься чем-нибудь посторонним. Замечательная рекомендация, вот только рассчитана она на шестиразовый режим кормления, а вовсе не на двадцатипятиразовый. Еще минут 10 после каждой кормежки занимает ритуал выпускания воздуха, минут 15 после еды ребенок изучает мир, тут уж я обязательно должна быть рядом. А потом начинается долгий увлекательный процесс приучения-ребенка-к-кроватке. Лиза сосет, засыпает у меня на руках, и я со всеми предосторожностями опускаю ее в кровать. Медленно отхожу от кровати, стараясь не дышать, но все равно, стоит мне достигнуть двери, как из кроватки доносится характерный скрипучий звук, тут же переходящий в громкий рев, если я немедленно не возникаю в поле зрения. И начинай все сначала – грудь, засыпание, перекладывание. Часа через 3 мне удавалось наконец усыпить ребенка, я бессильно валилась в кресло и настоятельно рекомендовала домашним ко мне не подходить, ибо я смертельно утомлена.
Через неделю такой жизни моя мама взбунтовалась, заявила, что у нее вообще-то тоже есть семья, и она не может до Лизиного совершеннолетия служить у меня домработницей. «Ну поорет немножко в кроватке, все же орут, и ничего» - сказала мама. А я по-прежнему не могла видеть кричащего младенца и купила слинг. Часть проблем отпала сразу – у меня появилась возможность хотя бы перекусить и покидать в воду покупные пельмени для возвращавшегося с работы мужа. Но появились и новые – надоело чувствовать себя одноруким бандитом, до тошноты надоел едва тепленький чай (а какой же иначе, если ребенок висит у тебя на животе), несмотря на умные статьи казалось, что ребенку в слинге плохо и неудобно, от того, что я еще не приноровилась, затекало плечо. Лизавету в слинге устраивала лишь ходячая мама, стоило мне присесть с книжечкой в кресло, как уже уснувший ребенок начинал ворочаться и очень быстро просыпался, это было похоже на издевательство. К тому же я не отказалась от идеи приучения к кроватке, и уснувшую в слинге дочь перекладывала в кровать. Она просыпалась, как и раньше, и все начиналось сначала. Мне начало казаться, что этот ад никогда не кончится, и что бессовестно врут все те, кто говорит, что ребенок очень скоро слезет с рук. Предсказание роддомовской соседки про шею сбывалось. Но к счастью, именно в это время в мои руки попала книга У. и М. Серзов, которая разрешила все мои недоумения. Я узнала, что ребенок не просто так не слезает с моих рук, а что ему жизненно необходимо чувствовать тепло моего тела и слышать стук моего сердца, что он к этому привык за 9 месяцев внутриутробного существования и не представляет себе жизни по-другому. Что он не издевается надо мной, не давая посидеть и отдохнуть, а для него естественно именно движение. И что наконец естественным для него является ограниченное пространство слинга, а не идеально ровный ортопедический матрац в кроватке. Вдохновляло то, что авторы утверждали, что дети, постоянно находящиеся на руках в раннем возрасте, более спокойны, у них нет расстройств поведения и склонности к страхам, а также то, что чем больше носишь ребенка на руках, тем раньше у него удовлетворяется эта потребность, и тем раньше он с этих рук слезает. В это верилось с трудом, но я поверила. И, как оказалось, не зря. С двух месяцев Лиза уже без каких-либо усилий с моей стороны начала спать днем и большую часть ночи в своей кроватке или коляске на балконе, а также добрую половину времени своего бодрствования проводить самостоятельно, с восторгом взирая на игрушки на развивающем коврике. Даже было время, когда руки ей откровенно не нравились – на коврике или в шезлонге было интересней. По этой причине был временно отложен слинг – лежа Лизавета находиться в нем уже не желала, для позы на бедре была еще мала. Поняв, что мама всегда рядом, приходит по первому зову и никогда не откажет в контакте, дочка росла спокойной и уравновешенной, не устраивала беспричинных истерик. Ее движения были неторопливы и размеренны, она без страха изучала окружающий мир, а небольшая врожденная аномалия, которую предлагали корректировать с помощью массажа, полностью исчезла сама к шести месяцам, благодаря только лишь тесному контакту с мамой.
Поползла Лиза ровно в 7 месяцев, манежа, ходунков, прыгунков и прочих приспособлений, ограничивающих свободу ребенка, у нас никогда не было, ребенок сразу стал беспрепятственно перемещаться по всей квартире. В это время в руки мне впервые попала книга Ж. Ледлофф «Как вырастить ребенка счастливым», и я очень пожалела, что она не попала ко мне раньше. Автор пишет о том, что желание новорожденного младенца все время находиться на руках у матери – не прихоть и не избалованность, а естественное ОЖИДАНИЕ такого обращения, которое заложено в его существе за тысячелетия существования человечества. Тысячелетиями младенцы находились на руках у матерей, а не одиноко лежали в кроватках, и младенец, родившийся у цивилизованной мамы, ничем не отличается от младенца индейского племени, они оба ждут от жизни одного – тепла материнского тела, постоянного движения, стука материнского сердца. Новорожденный младенец не ощущает течения времени, у него еще нет памяти, нет прошлого опыта, и если он страдает, то не может утешиться надеждой, что страдание когда-нибудь кончится, для него оно вечно. Вот что пишет автор об ощущениях «цивилизованного» новорожденного младенца, мама которого, искренне желая ему добра, а себе – спокойной жизни, пытается не приучить к рукам и не вырастить избалованным.
Кусочек из книжки Жан Ледлофф
«Когда мать оставляет его в одиночестве, малыш не может чувствовать, что она скоро вернется, и все в мире становится невыносимо неправильным…. Он чувствует, что плачем может каким-то образом исправить положение. Но и это чувство исчезает, если ребенка оставляют плакать слишком надолго, если за этим плачем не следует никакой реакции. Тогда ребенок погружается в безнадежное, безвременное отчаяние… Новорожденного ребенка кладут в ящик, служащий кроваткой, и оставляют одного, задыхающегося в слезах и рыданиях, в совершенно неподвижном заточении (впервые за время своего беззаботного существования в чреве матери и за миллионы лет эволюции его тело испытывает эту пугающую неподвижность)… Малыш плачет и плачет; его легкие полыхают обжигающим воздухом, а сердце распирает отчаяние. Но никто не приходит. Не теряя веры в «правильность» своей жизни, как и заложено в него природой, он делает единственное, что у него пока получается, — продолжает плакать. Проходит целая вечность, и ребенок забывается сном. Вдруг он просыпается в этой безумной и пугающей гробовой тишине и неподвижности, вскрикивает. С ног до головы его тело охватывает огонь жажды, желания и невыносимого нетерпения. Он кричит до хрипов в горле, до боли в груди. Наконец боль становится невыносимой, и вопли постепенно слабеют, затихают. Ребенок слушает. Открывает ладони, сжимает кулаки. Поворачивает голову в одну сторону, в другую. Ничего не помогает. Это просто невыносимо. Он снова взрывается рыданиями, но натруженное горло снова дает о себе знать болью и хрипами, и вскоре ребенок затихает. Он напрягает свое измученное желанием тело и находит в этом какое-то облегчение. Тогда он машет руками и ногами. Останавливается. Это существо не способно думать, не умеет надеяться, но уже умеет страдать. Прислушивается. Затем снова засыпает. Кто-то пришел и поднял его в воздух. Здорово! Его снова вернули к жизни... Всех мучений, которые ему пришлось испытать, как будто не было и в помине… Дитя наслаждается вкусом и гладкостью материнской груди, пьет жадными губами теплое молоко, слышит знакомое сердцебиение, напоминающее ему о безоблачном существовании в матке, воспринимает своим пока затуманенным взором движение и жизнь… Он довольно сосет грудь, а когда насыщается, то впадает в дремоту. Пробуждается он снова в аду. Ни сладкие воспоминания, ни надежда, ни мысли не могут принести успокоение и напоминание о встрече со своей мамой…
Его мать — одна из тех женщин, что после долгих раздумий решила кормить ребенка грудью. Она любит его со всей неведомой ранее нежностью. Сначала ей бывает тяжело класть ребенка после кормления обратно в кровать, и особенно потому, что он так отчаянно кричит. Но она убеждена, что это делать необходимо, так как ее мать объяснила (а уж она-то знает), что если поддаться ребенку сейчас, то потом он вырастет испорченным и избалованным. Она же хочет делать все правильно; в какой-то миг к ней приходит ощущение, что это маленькое существо на руках ей важнее и дороже всего на свете. Она вздыхает и кладет ребенка в кроватку, украшенную желтыми утятами и вписывающуюся в дизайн всей детской комнаты… Женщина расправляет рубашечку на ребенке и укрывает его вышитой простыней и одеяльцем с его инициалами… Мать склоняется поцеловать гладкую, как шелк, щечку ребенка и покидает комнату. Тело младенца сотрясает первый душераздирающий крик.
Она тихонько прикрывает дверь. Да, она объявила ему войну. Ее воля должна победить. За дверью раздаются звуки, похожие на крики человека под пыткой. Истошные вопли ребенка — не преувеличение, они отражают его внутреннее состояние.
Мать колеблется, ее сердце разрывается на части, но она не поддается порыву и уходит. Его ведь только что покормили и сменили пеленку. Она уверена, что на самом деле он ни в чем не нуждается, а поэтому пусть плачет, пока не устанет.
Ребенок просыпается и снова плачет. Его мать приоткрывает дверь, заглядывает в комнату, чтобы убедиться, что он на месте. Затем тихонько, словно боясь разбудить в нем ложную надежду на внимание, она снова прикрывает дверь и торопится на кухню, где она работает. Плач малыша постепенно перешел в дрожащие стенания. Так как на плач не следует никакой реакции (хотя ребенок ожидает, что помощь должна была давным-давно подоспеть), желание что-то просить и сигнализировать о своих потребностях уже ослабло и затерялось в пустыне равнодушия. Он оглядывает пространство вокруг. За поручнями кроватки есть стена. Свет приглушен. Но он не может перевернуться. И видит лишь неподвижные поручни и стену. Слышны бессмысленные звуки где-то в отдаленном мире. Вечное разглядывание поручней и стены перемежается вечным разглядыванием поручней и потолка.»
Хотелось бы цитировать еще и еще, но лучше прочитать эту книгу целиком всем будущим и уже состоявшимся мамам. Эти строки могут кого-то шокировать, кому-то показаться излишне сентиментальными, кто-то может посчитать, что все это нисколько не соответствует истине, ведь в самом деле, что мы можем знать о чувствах новорожденного? Однако невозможно возразить против того, что у младенца действительно нет ни памяти, ни опыта, ни ощущения времени, и поэтому все описанное Ледлофф – вполне реально, а все попытки «приучить» к чему-то младенца обречены на провал и просто жестоки. Для какой-нибудь цивилизованной мамы идея ношения малыша все время в слинге кажется дикой – «мы же не цыгане!» Да, только новорожденный этого не знает. «Мы же живем в цивилизованном обществе, и ребенка нужно приучать к цивилизованной жизни!» - бесспорно, но уже в том возрасте, когда малыш будет уже в состоянии что-либо понимать, и не раньше. Прочитав книгу Ледлофф, я испытала острое чувство вины перед своей дочерью, даже несмотря на то, что достаточно много носила ее на руках и что не давала ей плакать. Если бы эта книга попалась мне раньше, я бы оставила идею приучения к кроватке до лучших времен, и вообще не отпускала бы малышку с рук. Думаю, это было бы только на пользу и мне, и ей. «Ручной период» является жизненно необходимым для ребенка и, можно сказать без преувеличения, во многом определяет все дальнейшее отношение человека к жизни. Да, этот период для современной женщины легким не назовешь – но он действительно короток, и можно немного потерпеть для блага ребенка и своего собственного. В то же время как мать, занимающаяся борьбой с собственным ребенком, сама не понимая этого, закладывает основу для будущих сложностей в дальнейшем.
Возвращаясь к личному опыту. Сейчас дочке уже 1 год и 8 месяцев, вероятно можно уже сделать какие-то выводы. Период «ручного ребенка» остался позади, закономерно сменившись этапом познания окружающего мира. Конечно, были и обострения привязанности к рукам, и периоды плохого ночного сна, на время которых мы забыли про кроватку и полностью вернулись к совместному сну. Сейчас ночной сон стал гораздо лучше, но спим мы по-прежнему вместе, меня это не утомляет и не смущает. Когда сон наладится окончательно – придет время и для кроватки. При том, что дочка очень привязана ко мне, она далеко не «мамсик», прекрасно контактирует со взрослыми и детьми, в случае необходимости вполне способна постоять за себя. Она значительно спокойней многих других детей, самостоятельна, подолгу играет рядом со мной, в то время как я занимаюсь своими делами, или же оказывает мне посильную помощь в домашнем хозяйстве (да-да, полуторагодовалый ребенок вполне на это способен!). Я целый день нахожусь с ребенком одна, но тем не менее успеваю сделать все по дому и выкроить время на себя. И главное, что меня очень радует – дочка растет очень ласковым и чутким ребенком, всегда пожалеет при необходимости, любит обняться, прижаться. Я уверена, что формирование данных качеств – и есть заслуга «ручного периода».
Возможно, для кого-то написанное мной окажется вовсе неактуальным. Я охотно верю, что есть дети, легко привыкающие к кроватке, спокойно спящие в одиночестве и не нуждающиеся в постоянном телесном контакте с мамой, хотя даже таким детям он бы не повредил. Мне же «достался» ребенок с ярко выраженной потребностью в контакте и защищенности, и неизвестно, что было бы, не удовлетвори я эту потребность в первые месяцы жизни дочери. Хочется призвать мам, находящихся в растерянности перед новой для них ролью, мам, которым кажется, что любимое чадо хочет полностью поработить их своим желанием все время быть с ними, не бояться брать своих малышей на руки и удовлетворять это желание. Ни о какой избалованности в первые месяцы жизни ребенка речи быть не может, желания младенца чисты и бесхитростны, он еще не умеет манипулировать и научится нескоро. «Ручной период» надо просто пережить, он закончится очень быстро, малыш научится ползать, на первый план выступит познание окружающего, и вы с ностальгией будете вспоминать дни, когда к вам тесно прижималось крошечное тельце.
Вместо постскриптума. Не так давно я участвовала в довольно интересном Интернет-опросе, посвященном влиянию отношения родителей к ребенку в младенчестве на формирование его дальнейшего характера. Опрос выявил совершенно четкую тенденцию. Практически все опрошенные, родители которых практиковали строгое воспитание с ограничением контакта, одиноким лежанием в кроватке, в воспитательных целях давали кричать – выросли людьми замкнутыми, не умеющими выражать положительные эмоции, говорить комплименты, хвалить, не любящими тактильный контакт, с трудом устанавливающими близкие отношения с людьми. Эти люди сами страдают от особенностей своего характера, отчетливо осознают свои недостатки, но справиться с ними уже не могут. Позволяют таким людям немного оттаять их же собственные дети, единственные, которых они могут без стеснения обнять, приласкать и похвалить. Делать то же самое по отношению к другим людям, даже собственным супругам, жертвы строгого воспитания не могут – мешает внутренний барьер. Я сама отношусь именно к этой категории людей и надеюсь, что моей дочери не придется пережить жизненных неудобств, а иногда даже страданий, вызванных комплексами, привитыми еще в раннем младенчестве. Другая же категория людей – это бывшие «ручные дети», открытые, жизнерадостные, эмоциональные личности, легко заводящие знакомства и не испытывающие проблем в общении. Мне хочется верить, что моя дочь вырастет именно таким человеком.